КАРТА САЙТА

Краткая автобиография Владимира Ивановича Даля

22 ноября (10 ноября по старому стилю) 1801 года в г. Луганске родился Владимир Иванович Даль. В 1805 году семья переехала в город Николаев, где Владимир Даль получил домашнее образование. В 1815 году он поступил в Морской кадетский корпус в Петербурге. Учебу в корпусе позднее Даль описал в повести "Мичман Поцелуев, или живучи оглядывайся" (1841). В 1819 году по окончании обучения в корпусе Даль был направлен служить мичманом на Черноморский флот. В это время Даль начал записывать диалектные слова и приступил к главному делу своей жизни — созданию "Толкового словаря живого великорусского языка". В 1826 году вышел в отставку и поступил на медицинский факультет Дерптского университета (ныне Тартуский университет). В 1829 году Даль защитил диссертацию и был направлен на Русско-турецкую войну в действующую армию, где работал хирургом в полевом госпитале. После окончания войны он продолжил службу в качестве военного врача и эпидемиолога. В 1831 году Даль участвовал в Польской кампании и отличился при переправе генерала Федора Ридигера через Вислу у города Юзефова. За неимением инженера, он навел мост (пригодились военно-инженерные умения, полученные в кадетском корпусе), защищал его при переправе и затем сам его разрушил. За неисполнение "своих прямых обязанностей" Даль получил выговор от руководства медицинской службы корпуса. А затем за этот подвиг хлопотами генерала Ридигера Даль получил бриллиантовый перстень и орден Святого Владимира 4-й степени. После окончания войны Владимир Даль поступил ординатором в Санкт-петербургский военно-сухопутный госпиталь и близко сошелся с поэтами и писателями Александром Пушкиным, Василием Жуковским, Иваном Крыловым, Николаем Языковым, князем Василием Одоевским. В 1830 году была опубликована первая повесть Владимира Даля "Цыганка". В дальнейшем в 1830-1840-е годы Даль печатал очерки под псевдонимом Казак Луганский. В 1832 году он издал сборник "Русские сказки из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорками ходячими разукрашенные Казаком Владимиром Луганским. Пяток первый". Цензура усмотрела в книге насмешку над правительством; от судебного преследования Даля спасли только его воинские заслуги. В 1833 году Даль был направлен на службу в Оренбург, где стал чиновником особых поручений при военном губернаторе. В годы службы Даль написал повести о казахах "Бикей и Маулина" (1836) и о башкирах "Башкирская русалка" (1843). в 1838 году он был избран членом-корреспондентом Императорской академии наук за создание коллекции флоры и фауны Оренбургской губернии. В 1838 году Даль опубликовал в "Современнике" статью в защиту гомеопатиии — это одна из первых русских статей в защиту гомеопатии. В 1837 году, узнав о дуэли Пушкина, приехал в Петербург и дежурил у постели поэта до его последней минуты. В 1841 году, вскоре после хивинского похода русской армии (1839-1840), в котором Даль принимал участие, переехал в Петербург и начал работать секретарем и чиновником особых поручений при министре внутренних дел. В 1849 году Даль был назначен на должность управляющего Нижегородской удельной конторой. Помимо непосредственных служебных обязанностей (писание крестьянских жалоб и др.), он делал хирургические операции. В 1859 году Владимир Даль переехал в Москву и посвятил все свое время обработке собранных материалов для толкового словаря. В 1861-1862 годах он издал сборник "Пословицы русского народа", содержавший 30 тысяч пословиц. Также Далем были опубликованы книги "О наречиях русского языка" и "О суевериях и предрассудках русского народа". В 1861 году увидел свет первый том "Толкового словаря живого великорусского языка", содержащего 200 тысяч слов, а завершилось первое издание к 1868 году. За свой словарь Даль был награжден Ломоносовской премией Академии наук, премией Дерптского университета, Константиновской золотой медалью Русского географического общества. В 1868 году он был избран почетным членом Академии наук. В последние годы жизни Даль работал над вторым изданием словаря, расширял словарный состав и писал детские рассказы. Им было сделано переложение Ветхого Завета "применительно к понятиям русского простонародья", написаны учебники по зоологии и ботанике. 4 октября (22 сентября по старому стилю) 1872 года Владимир Даль скончался в Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище. В 1985 году на его родине в Луганске был открыт Музей Даля. В 1995 году в Москве старинном деревянном особняке на Большой Грузинской улице был создан Музей Владимира Даля. После смерти этнографа в этом доме жил его сын Лев Даль — академик архитектуры, принимавший участие в сооружении Храма Христа Спасителя. В 2001 году к 200-летию Даля в Российской государственной библиотеке в Москве установлен его бронзовый бюст работы скульптора Алексея Викулова. В июле 2016 года стало известно, что Государственный литературный музей в Москве будет носить имя Владимира Даля. Ежегодно 22 ноября, в день рождения Владимира Даля, в России отмечается уже ставший традиционным праздник русской словесности — День словаря. В этот день в школах России проходят многочисленные мероприятия, посвященные Владимиру Далю как символу отечественной лексикографии, и вопросам формирования и развития культуры пользования словарями.

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ :

Тематическая выставка "Владимир Иванович Даль - доблестный гражданин Росси и великий борец за русский язык"

Книжная выставка "Дмитрий Николаевич Ушаков - выдающийся языковед и филолог"

Информационный дайджест   "Сергей Иванович Ожегов - знаток живой русской речи"

КНИЖНАЯ ВЫСТАВКА "Родная речь, родной язык любимый"

Информационный дайджест "Вселенная знаний"

     

     Имя Владимира Ивановича Даля занимает уникальное место в нашей культуре. Совершённый им, не русским по крови, но глубоко русским по душе человеком, подвиг во имя России нами, потомками, почти не оценён. Только в последние десятилетия появились переиздания «Словаря», вышло собрание сочинений, а в связи с 200 летним юбилеем Даля проведены научные конференции, посвящённые его имени. Благодаря усилиям учёных Петрозаводского университета в Интернете появилась полная версия дореволюционного издания произведений Даля.....
     Владимир Иванович Даль родился в 1801 году в местечке Лугань Екатеринославской губернии. Отец его, датчанин по происхождению, прошёл курс наук на богословском и врачебном факультетах в Германии, мать по национальности немка, бабушка по матери происходила из французского рода и занималась русской литературой. В семье с детства Даль говорил на русском языке и всегда считал Россию своей родиной. До тринадцати лет он жил в Николаеве, где в морском ведомстве служил его отец. В 1814 году мальчика отвезли учиться в Морской кадетский корпус в Петербург, в котором, по словам Даля, были «убиты» лучшие годы жизни. В 1819 году он вернулся в Николаев уже мичманом.
     В автобиографической повести «Мичман Поцелуев» Даль описывает воспитание, учёбу и службу, раскрывает внутренний мир впечатлительного, поэтически одушевлённого, душевно тонкого, одарённого, честного и прямого человека, тянущегося к знаниям и наделённого удивительным трудолюбием. Уже в Морском корпусе Даль начал заниматься литературой. Полное и во многом документально подтверждённое жизнеописание Даля мы находим в критико-биографическом очерке П. И. Мельникова-Печерского «Владимир Иванович Даль». Он пишет, что, будучи гардемарином, Даль побывал на родине своих предков, в Копенгагене, где был приглашён в числе других русских моряков к обеденному столу датского короля. О посещении Копенгагена Даль говорил впоследствии: «Когда я плыл к берегам Дании, меня сильно занимало то, что я увижу отечество моих предков, моё отечество. Ступив на берег Дании, я на первых же порах окончательно убедился, что отечество моё Россия, что нет у меня ничего общего с отчизною моих предков. Немцев же я всегда считал народом для себя чуждым». И ещё: «Ни прозвание, ни вероисповедание, ни самая кровь предков не делают человека принадлежностью той или иной народности. Дух, душа человека — вот где надо искать принадлежности его к тому или иному народу. Чем же можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа — мыслью. Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски».
     После окончания Морского корпуса в марте 1819 года по дороге из Петербурга в Николаев Даль услышал от новгородского ямщика то самое слово «замолаживает», с которого и начался пятидесятилетний труд по собиранию великого детища всей жизни «Толкового словаря живого великорусского языка». На флоте Даль прослужил недолго; получив отставку, он отправился в Дерпт, где жили его овдовевшая мать и брат, и поступил на медицинский факультет Дерптского университета. Годы учёбы в Дерпте стали «од ним из самых светлых воспоминаний». Здесь у Даля появилось множество друзей, среди которых В. А. Жуковский, Н. М. Языков, Н. И. Пирогов. Здесь в журнале А. Ф. Воейкова «Славянин» Даль опубликовал свои первые произведения.
     Диплом доктора медицины Даль получил, когда началась турецкая война. Его сразу же отправили в действующую армию. Мельников Печерский, со слов Даля, свидетельствует, что «преимущественно в турецком да польском походах... изучил он наш язык со всеми его говорами», расспрашивая солдат из разных губерний, где какой предмет зовётся. За «польский поход» он был награждён Владимирским крестом с бантом.
      После войны Даль участвовал как врач в борьбе с эпидемией холеры, а впоследствии служил в военно-сухопутном госпитале в Петербурге и стал медицинской знаменитостью. В это время Даль общался с писателя ми Антоном Погорельским (А. А.Перовским), В. А. Жуковским, А. А. Дельвигом, Н. В. Гоголем, И. А. Крыловым, В. Ф. Одоевским, Н. А. Полевым.
      Во время службы в Оренбургском крае в 1833 году он несколько дней провёл с А. С. Пушкиным, сопровождая его по местам пугачёвского бунта. Во время поездки в Бердскую слободу Даль услышал от поэта сказку «О Георгии храбром и волке», которую и записал впоследствии.
     В конце 1836 года Даль оказался в Петербурге и, узнав о ранении Пушкина, неотлучно дежурил у его посте ли до самой кончины поэта. В своих воспоминаниях он описал последние минуты жизни и смерть «солнца русской поэзии». В память о поэте Даль получил его талисман — перстень с изумрудом и его «выползину» — сюртук с дырою от пули Дантеса в правой поле.
     Даль подолгу служил в Оренбургском крае в качестве чиновника по особым поручениям при губернаторе, в Нижнем Новгороде — в качестве управляющего удельной конторой, в Департаменте уделов.
     Во всё время службы, и военной и гражданской, в качестве и врача и чиновника, во время пре бывания в Петербурге, Москве, Нижнем Новгороде, Оренбурге, Новороссии, на Кавказе, на Балканах, в Молдавии, на Украине, в Белоруссии, Польше, на Балтике, в Прикаспийских степях, Средней Азии — везде, куда бросала его прихотливая судьба, Даль писал, работал над своим Словарём.
     Описывая быт и нравы разных народов России, Азии, Европы, Даль не принижал достоинство ни одного из них. Он сделал свои сказки, повести, очерки и рассказы «поэтической этнографией». В. Г. Белинский писал: "Гн Даль — это живая статистика живого русского народонаселения." Основную причину порчи народных нравов, а отсюда и беды народные, «Даль видел в бездумном заимствовании, в разрушении исторической традиции». Даль писал: «Из опыта известно, что по спешная переимчивость чужих нравов и обычаев, а с тем вместе неминуемое глубокое презрение своего родного быта, всегда влечёт за собой растление нравов, или, что одно и то же — безнравственность. <...> Торопитесь учиться, а не торопитесь перенимать». Не нужно говорить, насколько актуально звучит этот призыв мудреца Даля сейчас, когда мы стремимся всё перенимать у «благословенных» Америки и Европы.
      Начало писательской известности Даля связано с изданием его знаменитых сказок, «первый пяток» которых появился в 1832 году под псевдонимом Казак Луганский. Далеко не всем землякам автора была ясна причина его обращения к сказке. Даже Белинский поначалу недоумевал: зачем писать сказки, если их не будет читать образованное общество, а народ не прочитает по причине безграмотности? Кто же их прочитает? Но Белинский сам нашёл ответ на свой вопрос: «Он так глубоко проник в склад ума русского человека, до того овладел его языком, что сказки его — на стоящие русские сказки...». О своих сказках Даль писал впоследствии: «Не сказки сами по себе были мне важны, а русское слово, которое у нас в таком загоне, что ему нельзя было показаться в люди без особого предлога и повода — сказка послужила предлогом. Я задал себе задачу познакомить земляков своих сколько нибудь с народным языком и говором, которому открывался такой вольный разгул и широкий простор в нашей сказке». В первой сказке из «первого пятка» «О Иване молодом сержанте, удалой голове...» Даль говорит: «Сказка из похождений слагается, присказками красуется, небылицами минувшими отзывается, за былями будничными не гоняется, а кто сказку мою слушать собирается, тот пусть на русские поговорки не прогневается, языка доморощенного не пугается, у меня сказочник в лаптях, по паркетам не шатывался...».
     И действительно, в сказках Даля множество народных пословиц, поговорок, примет, поверий, заговоров...
      Появляются в них и нехарактерные для жанра, в котором всё внимание должно быть сосредоточено на действии, описания быта и нравов, одежды, обуви, угощения, утвари, обрядов, обычаев — всего того, что наработано русскими людьми на протяжении веков и что представляется Далю ценным и значимым для памяти нации.
      При этом сказки Даля осовременены: в первой из них, например, бой с нечистой силой сравнивается с Наваринским сражением, калачи названы Московскими, мёд — Липецким, а седло на коне — Кабардинским. Нередко используя в сказках «бродячие сюжеты», Даль не боится построить действие на историческом предании, прибегнуть к литературным аллюзиям и реминисценциям. В этом отношении особенно интересна третья сказка из «первого пятка». Герои её — три богатыря близнеца, претерпевающие чисто сказочные приключения, но в конце сказки оказывающиеся Рюриком, Синавом и Трувором, которые пришли к славянам и приняли княжение на их землях. Сказочник у Даля охарактеризован как «парень незадорный, ест пряники писаные, а говорит речи неграмотные; быль небылиц старинного веку наслушавшись, мелет, не так как слово к слову пригоняют, на безмен прикидывают, на аршин примеривают — упаси Бог! За эдаким письмом намаявшись, когда-нибудь без покаяния умрёшь. Нет, он мелет спроста, сплеча».
      За образом сказочника скрывается сам автор, который прямо выражает свою позицию: «Сказки и предания — предтечи летописи». В конце одной из сказок Даль славит тех, «кто горазд и силён языком родным и беседует с веками прошлыми, завещает нам двенадцать толстых книг, летописных, полных правды Русской красноречья; иной соловьём голосистым щёлкает, птицей райской насвистывает, громом по поднебесью раскатывается, песни чудные слагает о Светлане и Вадиме, и поёт во стане русских воинов; тот Руслана и Люд милу воспевает и царя Бориса житие слага ет — а иной и рад бы в рай, да грехов много; кот и видит молоко, да у кота рыло коротко!».      «Первый пяток» сказок Даля встречен был восторженно всеми лучшими писателя ми того времени, «особенно Пушкин был от них в восхищении. Под влиянием первого пятка сказок Казака Луганского он написал лучшую свою сказку — О рыбаке и золотой рыбке и подарил Владимиру Ивановичу её в рукописи с надписью: «Твоя от твоих! Сказочнику Казаку Луганскому, сказочник Алек сандр Пушкин», — пишет Мельников-Печерский. За простой слог в сказках, за «насмешки над правительством и жалобы на горестное положение солдата и пр.» Даль был аре стован. Его скоро освободили, видимо, по причине воинских заслуг, но, будучи честным и прямым человеком, он и впоследствии не раз вступал в конфликт с начальством, с цензурой. Они не принимали глубокую и сердечную любовь Даля к народу и его бескомпромиссную совестливость. Однако разного рода наказания и преследования не вразумляли правдолюбца: во всех своих произведениях он говорит на языке простого народа, обличает тех, кто живёт за его счёт. Проза Даля своеобразна, во многом не похожа на прозу его современников.
     Мельников-Печерский писал о прозе Даля: «Нанизывая слово за словом из народного языка, пословицу за пословицей, поговорку за поговоркой, Даль не заботится, что это идёт прямо в ущерб художественности произведения. Но он никогда и не считал себя художником. "Это не моих рук дело, — говаривал он в откровенных беседах, — иное дело выкопать золото из скрытых рудников народно го языка и быта и выставить его миру напоказ; иное дело переделать выкопанную руду в изящные изделия. На это найдутся люди и кроме меня. Всякому своё”».
      Даль одним из первых в России стал писать для народа. Он был автором Солдатских и Матросских досугов, Сельского чтения. Зная опыт Некрасова, Толстого, Гаршина, народников, можно с уверенностью сказать, что книги Даля — едва ли не лучшее чтение для народного читателя. Лучшее в смысле желания открыть перед простым человеком знание о мире, воспитания в духе любви к Родине. Для Даля желанны в простом чело веке вера в Бога, чувство истинно братского отношения к окружающим, высокие нравственные качества, трудолюбие, житейская мудрость. Даль хотел видеть в русских солдатах и матросах настоящих богатырей, а богатырь в его понимании — это тот, кто стремится «делать добро и сохранять чистую совесть».....
     Многие произведения Даля для народа похожи на притчи, в которых на судьбах конкретных людей доказывается вред пьянства и не послушания старшим, бунта против барина («Худой разум», «Хмель, сон и явь», «Глупость наша»). В них автор научает простых людей не гнаться за легко нажитыми деньгами, а довольствоваться малым трудовым доходом («Легко нажито, легко и прожито»).
     В представлении Даля, нравственное воспитание народа всегда и во всём должно стоять на первом месте, интеллигенция имеет право вмешиваться в народную жизнь только с целью положительного нравственного воздействия. Именно поэтому просветитель Даль выступал как противник обучения крестьян грамоте при отсутствии нравственного воспитания, за что и был дружно порицаем революционерами-демократами.
      В сороковые годы Даль оказался в числе основателей «натуральной школы» и прославился как автор нескольких физиологических очерков, которые были тепло приняты Белинским. В статье «Русская литература в 1845 году» критик, имея в виду очерки «Денщик», «Колбасники и бородачи», «Петербургский дворник», писал: «В. И.Луганский создал себе особенный род поэзии, в котором у него нет соперников. Этот род можно назвать физиологическим». Очерк «Денщик» Белинский назвал «капитальным произведением русской литературы. <...> В физиологических... очерках лиц разных сословий он (Даль. — Н.Е.) — истинный поэт <...> После Гоголя это до сих пор решительно первый талант в русской литературе».
     Известен Даль прозаик и как автор повестей, которые оказались совсем забыты в советское время. Возможно, что одной из причин невнимания к ним стала их невысокая оценка Белинским: «Повесть с завязкою и развязкою — не в таланте В. И.Луганского», — писал критик в статье «Русская литера тура в 1845 году».
      Он не изменил своего мнения о повестях Даля и в статье «Взгляд на русскую литературу 1846 года», и в рецензии на «Повести, сказки и рассказы Казака Луганского», появившихся в печати годом позже. И только к лучшей повести Даля «Павел Алексеевич Игривый» (1847) Белинский отнесётся благосклонно. В статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» он писал: «К замечательнейшим повестям прошлого года принадлежит “Павел Алексеевич Игривый”, повесть г. Даля... <...> Повесть эта нравится не одними подробностями и частностями, как все большие повести г. Даля». Белинский определил и главное достоинство всех произведений Даля — это их народность: «К особенностям его любви к Руси принадлежит то, что он любит её в корню, в самом стержне, основании её, ибо он любит простого русского человека, на обиходном языке нашем называемого крестьянином и мужиком. И — боже мой! — как хорошо он знает его натуру! Он умеет мыслить его головою, видеть его глазами, говорить его языком».
     Видимо, не без влияния Белинского была написана о Дале статья И. С.Тургенева «Повести, сказки и рассказы Казака Луганского», опубликованная в № 1 «Отечественных записок» за 1847 год. Тургенев говорит об «исключительной» народности Даля, для которой нужны «не столько личный, своеобразный талант, сколько сочувствие к народу, родственное к нему расположение, нужна наивная и добродушная наблюдательность». В то же время Тургенев считает, что, играя народным словом, Даль подчас теряет чувство меры, а потому в его произведениях «чересчур пахнет русским духом, они слишком исключительно народны».
      «Исключительная» народность произведений Даля определялась многими факторами. Даль умел прекрасно общаться с народом. В своих воспоминаниях о нём А. Мельников-Печерский пишет: «И как любил народ ласкового, всегда справедливого, а в случае надобности и строгого управляющего! Его слова для крестьян были законом не ради страха, но ради любви и доверия. Крестьяне верить не хотели, чтобы Даль был не природный русский человек: «Он ровно в деревне взрос, на полатях вскормлен, на печи вспоен».
    Общению с народом и взаимопониманию с ним Далю не мешало различие веры. Он не был крещён по православному обряду, но при этом всегда мыслил как православный человек. Мельников-Печерский приводит слова Даля: «...я умру православным по форме, хоть с юности православен по верованиям». Даль принял крещение незадолго до смерти. По мнению современного нам исследователя К. Г.Тарасова, «...вся жизнь, всё творчество Даля — путь к Истине, путь к православию».
     Даль художник живёт внутри единой национальной культуры, сознание его, образованного человека, основывается на житейской народной мудрости, понятиях и верованиях, выразившихся в народном слове. Благодаря этому творчество Даля явилось как бы ответом на вопрос, столь значимый для его великих предшественников и современников: Пушкина, Толстого, Достоевского, славянофилов. Всех их занимала проблема противостояния миропонимания народа и дворянства, различия культур этих двух сословий. Для Даля уже в сороковые годы XIX века очевидно, что связующим звеном между народной и дворянской культурами может служить православное миропонимание и русское слово, освящённое христианской традицией.
     Своеобразие народности Даля художника состоит в сочетании глубокой образованности с православным миропониманием, житейской мудростью и народно поэтическим воззрением на мир. Органичность единения этих начал выявляется в народном слове, которое дорого и необходимо автору. Глубинная народность творчества Даля позволяет утверждать, что в нём явился в русской литературе новый тип писателя.
     В творчестве Даля писателя не трудно обнаружить просветительские, сентименталистские, романтические тенденции. Однако Даль становится самобытным художником только благодаря тому, что естественно и охотно использует в собственной, авторской речи пословицы, поговорки, выстраивая сюжеты и характеры в произведениях, опирается на народный здравый смысл, народную мудрость, народные приметы и поверья. Всё это очень близко тому, что традиционно называется в литературоведении «фольклоризмом авторского мышления». Но в отличие от Некрасова, например, Даль не идёт к мышлению такого типа от произведения к произведению, он изначально несёт его в себе. Для Даля важна не только эстетическая привлекательность, но, как и для многих его современников: Пушкина, Гоголя, Гончарова, Островского, Лескова, Толстого, — нравственное наполнение народного слова....

     ....С переездом в Москву после выхода в отставку в 1859 г. В. И. Даль получает возможность целиком посвятить себя завершению величайшего труда своей жизни: из Нижнего Новгорода он привез словарь, «окончательно обработанный до буквы П». «Это не есть труд ученый и строго выдержанный; это только сбор запасов из живого языка, не из книг и без ученых ссылок; это труд не зодчего, даже не каменщика, а работа подносчика его; но труд целой жизни, который сбережет будущему на сем пути труженику десятки лет. Передний заднему мост», — пишет Даль в «Напутном слове». Желая упорядочить и обнародовать «свои запасы», Даль попытался предложить их, а вместе с ними и себя как их разработчика в распоряжение Императорской Академии наук, но предложение это не было принято.

     Дело было новое, неизведанное — никто не хотел рисковать. Даль понимал, что придется этот огромный труд полностью взвалить на себя: «Помощников в отделке словаря найти очень трудно, и правду сказать, этого нельзя и требовать, надо отдать безвозмездно целые годы жизни своей, работая на себя, как батрак».

     Даль был готов к этому подвигу. «Человек рожден на труд». Эта найденная Далем поговорка полностью характеризует его самого. Двести тысяч собранных им слов нужно было распределить и систематизировать.

     Даля не устраивал обычный алфавитный порядок: «Самые близкие и сродные речения, при законном изменении своем на второй третьей букве, разносятся далеко врозь... всякая живая связь речи разорвана и утрачена». Отказался он и от размещения слов по общему корню (так был построен Словарь Академии Российской). Он избрал свой, средний, путь: внешне словарь построен по алфавиту, но слова собраны в «гнезда», в каждом из которых слова одного корня, за исключением тех, что образованы с помощью приставок (приставочные образования помещены под другими буквами).

     Распределить слова — огромный труд, но у Даля не просто словарь, а словарь толковый, «дающий какое либо толкование». А ведь объяснить слова — задача из сложнейших. У Даля определения и «тождесловы» (синонимы) — основа толкования, они открывают «гнездо», «примеры еще более проясняют дело». Даль боялся не успеть — и последние тринадцать лет своей жизни жил по строгому распорядку. Поднявшись на рассвете, садился за словарь и работал до полудня. В час обед и прогулка при любой погоде. Затем — снова за письменный стол.

     Без преувеличения можно сказать, что Даль совершил подвиг в науке, создав за 53 года словарь, для составления которого целой Академии потребовалось бы больше столетия. «Если вывести «среднюю цифру», — отмечает В. Порудоминский, — получится, что при двенадцатичасовом рабочем дне он в течение полувека каждый час записывал и объяснял одно слово».

     Владимир Иванович Даль при жизни успел увидеть изданным свой словарь. Но на этом пути встретил много препятствий. Ни один из издателей не верил, что выпуск в свет такого словаря окупится, ни одно российское учреждение не нашло средств на его издание: собиратель стар, издание станет дорого, а кому нужен неоконченный словарь? Но (по большому счету!) судьба все же была благосклонна к Далю: благодаря милости богатого покровителя, известного издателя, публициста, славянофила А. И. Кошелева, на его деньги словарь начал издаваться выпусками, а Даль «держал корректуру» и продолжал «обрабатывать новые буквы».

     Попутно обратим внимание на немаловажную деталь, характеризующую отношение Даля к делу. Обычно читают две три корректуры, но в его словаре не должно быть ни одной опечатки — Даль держал 14 (!) корректур; 14 раз подряд, цепляясь за каждую букву и запятую, он прочитал 2485 страниц плотного текста.

     Для второго издания, начатого при его жизни, Даль внес около 5 тысяч поправок и дополнений — 8 тысяч печатных строк убористого текста, чисто по далевски приговаривая при этом: «А когда досуг то будет? А когда нас не будет!». Даль делал свое дело до самой смерти. Говорят, что даже перед своим уходом 22 сентября 1872 г. он попросил дочь записать словечко. Может быть, это легенда, но так хочется верить, что последнее слово великого словарника было о словах.