|
| Поиск
по сайту
|
КАРТА
САЙТА
Говорушин,
К. В. В тисках блокады [Текст] / К. В. Говорушин // За
Нарвской заставой / К. В. Говорушин. – М. : Политиздат,
1975. – С. 167-185. – (О жизни и о себе).
Говорушин
Константин – рабочий всемирно известного ленинградского
предприятия-гиганта дважды ордена Ленина, ордена Октябрьской
Революции, ордена Красного Знамени, ордена Трудового Красного
Знамени производственного объединения «Кировский завод».
|
|
|
Из
содержания : «…Сказать, что первая блокадная
зима была тяжелой, – значит почти ничего не сказать. Вряд
ли можно придумать для обозначения этой зимы подходящее
слово. В первой половине ноября остановились трамваи.
Выпало очень много снега. Некоторое время я еще ходил
с Металлического завода, перебираясь через сугробы. Однажды
на улице встретил Мишу Рейса. Разговорились.
– Какой тебе расчет таскаться
через весь город, переходи обратно на Кировский. К нам
в инструментальный. Поручили оснастку делать для снарядов,
дел выше головы!
…Я согласился. Под крышей
инструментального и провел всю блокаду.
Не прекращались налеты вражеской
авиации. Но еще больше, чем налеты, нас беспокоили артиллерийские
снаряды. Обстрелы ведь начинались всегда внезапно, и никогда
нельзя было угадать, когда и откуда прилетит снаряд. Это
действовало удручающе на людей, изматывало нервы. Да и
потери от обстрелов были ощутимыми.
На заводе сохранились записи
штаба МПВО, относящиеся к этому времени, и я хочу здесь
их привести. Они дают представление об интенсивности артобстрелов,
о наших потерях.
Первый обстрел был 13 сентября
1941, во время которого на территории завода зарегистрировано
67 разорвавшихся снарядов. В течение первого года войны
(а точнее, за девять месяцев и девять дней, потому что
данные приводятся по 22 июня 1942 года включительно) завод
подвергался артиллерийскому обстрелу 93 раза. Общая продолжительность
обстрелов – 43 часа 31 минута. За это время зарегистрировано
2464 снаряда разного калибра. Самое большое количество
обстрелов было в ноябре – 20 раз. Рекордным по интенсивности
считается артиллерийский налет 3 июня 1942 года, когда
в течение 30 минут разорвался 171 снаряд.
За этот же период потери среди рабочих составили (и это
только от обстрелов!) 108 человек убитыми, 615 ранеными.
Из них 203 тяжелораненых.
Во второй половине декабря
1941 года наш цех отключили от электросети. Перебои бывали,
конечно, и раньше, особенно во время обстрелов, когда
выходили из строя кабельные линии. Теперь надолго остановились
станки, погасли и без того редкие, окрашенные ультрамарином
лампочки.
К голоду и холоду добавился
новый враг – темнота...
По утрам к своим рабочим
местам добирались на ощупь, зажигали чадящие, сделанные
из снарядных гильз коптилки, принимались за детали, неприветливо
холодные, покрытые инеем. Отопление не действовало еще
с осени. А жаровни, поставленные прямо в пролетах, разгорались
медленно, да и тепла они давали мало.
Руки пристывали к металлу.
А попробуйте-ка сделать что-либо мало-мальски точное в
рукавицах или в перчатках! Приходилось идти на всякие
ухищрения. То за пазуху положишь деталь, то посидишь на
ней, то над коптилкой подержишь. Надо сказать, что для
нас, для слесарей, работа всегда находилась, даже в те
дни, когда станочники были на простое. В то время, помню,
делали мы оснастку для штамповки штыков, не трехгранных,
а коротких, лезвийных. Почти все приходилось пилить вручную.
Отверстия сверлили дрелью, поверхности «фрезеровали» ножовками
и напильниками. Для шлифовки приспособили обыкновенное
точило.
Многих рабочих в эти дни
перевели в распоряжение дворового цеха. На расчистку территории,
а также заставских улиц. Кое-где в снегу находили неубранные
трупы. Много было воронок от снарядов и бомб, их надо
было засыпать...
Люди возвращались в обеденный
перерыв в свой цех до предела изможденные. Старались пристроиться
куда-нибудь поближе к плитам, сложенным из кирпича прямо
у цеховой стены. Многим из тех, кто жил на казарменном
положении, такая плита заменяла домашний очаг.
Была своя печка и на нашем участке…
Вокруг плиты сколотили широкие
скамейки. Бывало, усядемся всей артелью, вытянув ноги
к теплу, и подливаем в свои жестяные кружки кипяток из
большущего медного чайника, который всегда кипел на плите,
пуская из горлышка веселую струйку пара.
Тут же у плиты и обедали.
Иные приносили с собой из столовой на блюдце порцию овсяной
каши величиной с хорошую столовую ложку. Кашу эту вместо
масла намазывали на ломтик черного, как земля, хлеба,
обильно посыпали солью и ели, запивая кипятком. Но такое
употребление хлеба считалось неэкономным, слишком расточительным.
В большинстве же случаев крошили свою пайку на крохотные
кусочки, потом клали на жестяные противеньки и долго подсушивали
на плите. Сухарики тоже посыпали солью. Так удовольствие
от съедения хлеба можно было растянуть на более длительное
время.
Менее расчетливые, те, кто
съедал свою пайку с утра, не могли выдержать похрустывание
и причмокивание у плиты, вставали со скамейки и уходили
куда-нибудь в другое место.
Суп, за порцию которого из карточки вырезалось двадцать
граммов крупы и пять граммов жира, был настолько жидким,
что, бывало, долго думаешь, то ли взять его, то ли переждать
еще день и получить зато порцию каши.
«Крупинка за крупинкой бегают с дубинкой» – так говорили
про тот суп цеховые остряки-юмористы, которые не умолкали
даже в тяжелейшие дни…».
|
|
У
стен Ленинграда [Текст] // Рубежи мужества : сборник /
М. М. Мальцев [и др.]. – М. : Изд-во ДОСААФ, 1978. – С.
38-71.
|
Из
содержания : «…В конце июня 1941
года население приступило к строительству оборонительных
сооружений вокруг Ленинграда... Рабочие,
служащие, домохозяйки, студенты, организованные в трудовые
батальоны, сотни, бригады, прибывали на строительство.
Такие батальоны комплектовались во всех районах Ленинграда,
а также во многих городах и поселках области. Они сразу
же приступали к сооружению дотов и дзотов, рытью противотанковых
рвов и эскарпов, окопов и ходов сообщения, устройству
лесных завалов, установке противопехотных заграждений.
Противник всячески старался помешать сооружению оборонных
рубежей, применял авиацию, высаживал десанты, предпринимал
артиллерийские и ружейно-пулеметные обстрелы, сбрасывал
провокационные листовки. Об одном из многих таких эпизодов
свидетельствует запись в дневнике председателя фабкома
кондитерской фабрики им. Самойловой П.Ф. Виноградовой:
«В деревне Юрки был высажен фашистский десант... Находились
пять часов под обстрелом. После прибытия частей Красной
Армии нас в ночь вывели в тыл. Было несколько налетов
немецких самолетов. При сопровождении частей мы дошли
до станции Молосковицы. Из 225 человек не вернулось 60.
Через два дня приехали остальные товарищи, кроме двух».
…Атмосферу высокого сознания
долга перед Родиной прекрасно передала в статье «На оборонных
работах» ленинградка X. Васильева:
«...Из жакта принесли повестку: я мобилизована на оборонные
работы за станцией Молосковицы.
...Высадились у откоса железной дороги, вошли в лес. Идем
в затылок друг другу. Не знаю, где голова колонны, где
ее конец. Знаю одно – я в живом потоке.
Рядом фронт. Говорить громко
воспрещается...
Противотанковые рвы строят две идущие друг другу навстречу
колонны. Они должны встретиться через десять суток.
Постепенно чувство дня и
ночи теряется. Остается одно понятие времени – смена.
Смена – это кровь на ладонях
и рапортичка на папиросной коробке: «План выполнен».
Экономим каждое движение,
каждому удару даем задание. Все силы сосредоточены на
куске недорытого рва. Люди вкладывают последние силы в
удар. Сейчас будем сдавать работу военно-инженерной части
фронта.
Сдаем и верим: врагу через
наш ров не пройти.
...Возвращаемся. Нас преследуют
фашистские самолеты. Они закрывают нам путь к железной
дороге...
А мы идем.
...Дома – вопрос: все сделали?
А через неделю по квартирам
разносят новые повестки на оборонительные работы.
Вручают и мне. И снова рюкзак,
заплечные ремни, лопата...».
|
|
|
ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ
ИНФОРМАЦИЯ
|
|
|
|
|
|
|
|
Историческая панорама к 75-летию со дня освобождения советскими
войсками города Ленинграда
от блокады его немецко-фашистскими войсками
«Перебирая
в памяти былое…»
|
|
|
|
Час
истории к дням освобождения
Ленинграда (27 ЯНВАРЯ 1944 Г.)
и Сталинграда (2 ФЕВРАЛЯ 1943 Г.)
от немецко-фашистских
захватчиков
«Память
опаленных лет» |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
К
Дню освобождения
Ленинграда -27 ЯНВАРЯ 1944 Г. |
Информационный
дайджест |
«Воспоминания
защитников
и жителей блокадного Ленинграда»
Уважаемые
пользователи
обращаем ваше внимание на то, что информационный
дайджест сформирован
на основе фонда библиотеки КМК и посвящён Дню воинской славы России.
В разных форматах представленный материал на бумажных носителях
доступен для ознакомления
в читальных залах библиотеки колледжа (1 читальный зал – Гагрина
11, 2 читальный зал – Будённого 28),
а тематически объединенные выдержки из печатных источников показаны
на данной web-странице. |
Из
дневника ленинградского юноши В. Г. Мантула (23 июня 1941 г. –
13 января 1942 г.) [Текст] // Говорят погибшие герои : предсмертные
письма советских борцов против немецко-фашистских захватчиков
(1941-1945 гг.) / сост. : В. А. Кондратьев, З. Н. Политов. – 8-е
изд., доп. – М. : Политиздат, 1986. – С. 77-79.
Владимир Мантула перед войной окончил
восемь классов и поступил в индустриальный техникум. Когда началась
война, 17-летний паренек решил идти на фронт, но в армию его не
взяли. Тогда он стал работать шлифовальщиком на заводе и вместе
с тысячами ленинградцев мужественно переносил блокаду. В. Мантула
– один из рядовых защитников города – умер от голода 24 января
1942 года. Дневник, в котором он делал записи, сохранила его мать
– Нина Дмитриевна Мантула.
|
Из
содержания : « 23
июня 1941 года.
Ну, началась война с Германией.
Сегодня ночью был налет. Получасовая тревога. Но налет был отбит.
Пойду добровольцем.
9 июля.
Я
подал заявление, но не взяли. Ну, не беда. Постараюсь на заводе
поработать так, чтобы досрочно и отлично выполнять все задания,
которые получу.
1 августа.
Часто приходится бегать по тревоге
на пост. Дежурю сейчас на крыше своего корпуса. Весьма важная
вещь, т. к. я первый замечаю падение бомб, а если они не проваливаются
на чердак, то на мне лежит обязанность тушить или сбрасывать их
с крыши... Но к чести славных защитников города Ленина надо сказать,
что ни одного самолета над ним до сих пор не было...
29 сентября.
Коротко – жив, здоров. Побывал несколько
раз под бомбами, но все обошлось хорошо. Не так страшен черт,
как его малюют. Работаю по-прежнему там же. Скоро всему этому
конец. Всю эту сволочь погоним отсюда до самого Берлина, и тогда
будет нормальная жизнь! А сейчас надо вкалывать. Но в данный момент
надо спать, так как пришел после 18-часовой смены. Работал полдня
и ночь.
Ноябрь.
250 гр. хлеба (почти глины) в день,
артиллерийские обстрелы, отсутствие жиров, конфет, мяса. Последний
сытный обед под грохот рвущихся дальнобойных снарядов – во время
круглосуточного дежурства с 7 на 8 ноября на заводе...
4
января 1942 года.
Прошел Новый год. Встречали его
с чашкой чая, куском хлеба и ложечкой повидла... Кончаются дрова.
Взять неоткуда. А впереди еще весь январь и февраль. Еще два месяца
мерзнуть!..
13 января
1942 года.
В отношении питания совсем плохо в городе. Вот уже месяц, как
большинство населения не видит круп и жиров. Сам же город приобрел
какую-то неестественную пустынность, омертвелость. Пойдешь по
улице и видишь картину: идет народ. Поклажа исключительно либо
вязанка дров, либо кастрюлечка с бурдой из столовой. Трамваи не
ходят, машин мало... Дым идет только из форточек жилых квартир,
куда выведены трубы «буржуек», да и то не из всех. У многих нет
даже возможности топить времянку за неимением дров. Очень большая
смертность. Да и я сам не знаю, удастся ли пережить нашей семье
эту зиму...
Хотя бы мать моя выдержала все эти
лишения и дожила до более легких дней. Бедняга, тоже старается,
выбиваясь из последних сил. Ну, а много ли их у 46-летней женщины?..
Ведь она одна, фактически, нас и спасает сейчас. То от себя урвет
лишнюю порцию от обеда, чтобы прислать ее нам, то хлеба кусочек.
А сама живет в холоде и голоде, имея рабочую карточку, питается
хуже служащего. Неужели это все-таки долго протянется? Впереди
еще два месяца холодов и голода. Позади
4-месячная блокада и голод. Это поистине нужно быть железным...
Очень хотелось бы дождаться теплой
поры, когда не надо было бы дорожить каждым горючим предметом
для печи, и уехать куда-нибудь в колхоз, помогать там создавать
урожай для будущего года и создать бы, по крайней мере, такие
запасы, чтобы обеспечить хотя бы нормальное снабжение приличным
черным хлебом для всех жителей...
Ну, ладно. Надо, как видно, сейчас
идти по воду. Вода замерзла абсолютно везде, и нести ее придется
за 4 километра из колодца. В квартире не осталось даже капли воды,
чтобы согреть чай. Чай! Как громко звучит это слово сейчас, когда
рад и кипятку с хлебом! Пить же чай абсолютно не с чем. Нет ни
одной крошки сладкого, и пить кипяток надо с солью. Единственное,
чего у нас хватает, – это соли. Хотя в магазинах и ее нет, но
у нас был небольшой запас – кг, около 2-3, и вот он пока тянется.
Теперь хотелось бы написать письмо маме, как раз моя тетя идет
к ней, но не знаю, стоит ли передавать его с ней. Она может его
прочесть, а это весьма нежелательно.
Ну, что же, надо идти за водой...
Мороз меня прямо страшит. Если дойду, то это будет великое счастье...» |
Капица,
П. И. Блокадная зима [Текст] / П. И. Капица // В море погасли
огни : блокадные дневники / П. И. Капица. – Л. : Советский писатель,
1974. – С. 235-286.
Капица Петр служил на Балтийском флоте
в пору блокады Ленинграда. |
|
Из
содержания: «5
апреля 1942 г. Вчера я распрощался со всеми
на «Урале», но едва спустился с трапа, как заверещали звонки громкого
боя и раздался сигнал воздушной тревоги.
Был седьмой час вечера. Я перебежал
к решетке Летнего сада и стал смотреть: откуда появятся самолеты?
Справа затарахтели зенитки. И я
увидел тучу «юнкерсов». Они летели с востока вдоль Невы. Создавалось
впечатление, что с огромной горы словно на салазках скатываются
вниз бомбардировщики. Да не просто, а нацелясь на определенные
корабли.
Послышался холодящий кровь отвратительный
вой падающих бомб. Подо мной дрогнула земля и затряслась. На Неве
стогами вспучивался лед и высоко вверх взлетали голубые задымленные
фонтаны.'
У всех мостов и на кораблях закашляли
и заливчато залаяли зенитки, сливаясь в дружный хор. Они испятнали
комками разрывов все небо. Казалось, что не осталось просветов,
в которые могли бы проскочить бомбардировщики, а «юнкерсы» все
же прорывали огневую завесу и устремлялись к кораблям, мостам
и заводам.
Такого большого налета на Ленинград
давно не было. Прижавшись к каменному столбу ворот, задыхаясь
от волнения, я наблюдал, как сваливаются в пике и взмывают «юнкерсы»
над теми участками Невы, где стоял линкор, крейсеры, миноносцы.
Как рвутся бомбы около «Полярной звезды» и выводком ее стальных
птенцов – подводных лодок, жавшихся к гранитной стенке.
Я ждал, что сейчас полетят в стороны
черные обломки и запылают пожары. Но ни один корабль еще не тонул.
С зенитных площадок, окутанных пороховым дымом, комендоры яростно
отбивались.
К вою бомб вдруг присоединился хлесткий
свист тяжелых снарядов, падавших в тех же направлениях, что и
бомбы. Гитлеровцы, видимо, спешили воспользоваться неподвижностью
кораблей, чтобы одним комбинированным ударом уничтожить их.
В ответ басисто заговорила наша
тяжелая артиллерия. Грохот стоял такой, что я не слышал ни звонких
команд на «Урале», ни гудения моторов самолетов.
Налет длился не менее часа. Затем
стрельба мгновенно смолкла и в небе трубно загудели наши «миги»,
рыскавшие меж высоких облаков…».
|
|
Кульбачко,
С. Особое задание [Текст] / С. Кульбачко // Нам дороги эти позабыть
нельзя : воспоминания фронтовиков Великой Отечественной / сост.
: В. Я. Сарницкий, Я. А. Тихомиров. – К. : Политиздат Украины,
1980. – С. 64-66.
Кульбачко С. – гвардии старший лейтенант
в отставке, старший инженер, служил в 39-й отдельной тяжелей бомбардировочной
эскадрилье, которая с ноября 1941 г. привлекалась к доставке продовольствия
в осажденный Ленинград.
|
|
Из
содержания: «Служил я в 39-й тяжелой бомбардировочной
эскадрилье. Командиром был А. Аграновский. Многое пришлось испытать
за войну. Но один полет особенно памятен.
Мы только что вернулись с ночной бомбежки вражеских укреплений.
И тут командиру нашего отряда А. Семенову дали приказ – вылететь
в Ленинград с необычным грузом.
Семенов был на моем четырехмоторном
бомбардировщике. За нами следовали на буксире планеры. Недалеко
от Тихвина штурман В. Кузьмин сообщил: слева три «мессера» готовятся
атаковать наш поезд. Как оставишь товарищей в беде?
Стрелки И. Сокол, И. Мичурин, радист
Н. Ломтев и штурман В. Кузнецов открыли огонь из крупнокалиберных
пулеметов. Один фашистский пират вскоре был подбит, а двое других
яростно набросились на нас. Но тут и охрана поезда открыла огонь
– загорелся еще один «мессер». Третий, сбросив бомбы в лес, скрылся.
Мы видели, как солдаты на платформах поезда приветливо махали
нам вслед.
У Ладожского озера, только вышли
из зоны зенитного обстрела, – попали под удар пяти «юнкерсов».
К нам, правда, подоспел самолет, пилотируемый В. Кулишовым. Но
пять – против двух. И скорость у нас не та. Атаки фашистов следовали
одна за другой.
Семенов услышал стон. Оглянулся
– Кузьмин, раненый, валится из турельной рубки. Семенов занял
его место. Становилось все тяжелей. Тогда командир приказал: «Весь
огонь – по ведущему!» Шесть огневых точек двух наших кораблей
взяли одновременно в прицел ведущий «юнкере», и тот камнем пошел
под лед Ладоги. Через несколько минут рухнул второй.
Но и нам было трудно. Планеры, которые
мы вели, изрешетило пулями, корабли получили повреждения. В третьем
двигателе у меня начало пробиваться пламя: пробит цилиндр. Рискуя
жизнью, бортовой техник И. Науменко пробрался к двигателю и отсоединил
проводник. В экипаже В. Кулишова было уже двое тяжелораненых.
И вдруг нам на выручку идут три
«ястребка». Как мы потом узнали, это было звено ракетоносцев капитана
Д. Оскаленко. Они сразу отсекли «юнкерсов», одного подожгли, второго
подбили, третий удрал.
Еще через несколько минут наши корабли
сели на аэродроме. Никогда еще мы так не волновались за исход
полета – ведь мы везли в блокированный врагом город несколько
десятков тонн продуктов. А в обратный полет взяли с собой детей
Ленинграда.
Не забыть мне вас, мои боевые друзья!»
|
|
Лукницкий,
П. Н. Ленинград действует… [Текст] : фронтовой дневник / П. Н.
Лукницкий. – М. : Советский писатель, 1976. – Кн. 1. – 672 с.
: ил.
Лукницкий Павел был специальным военным
корреспондентом ТАСС на Ленинградском и Волховском фронтах, постоянно
участвовал в жизни города-героя и во многих фронтовых операциях
– сначала при активной обороне, а потом в наступлении.
|
|
Из
содержания: «22 декабря 1941 г.
Еще одна значительная победа в сражении
за Ленинград: 54-я армия генерал-майора Федюнинского разгромила
войбокальскую группировку гитлеровцев. Разбиты наголову части
11-й и 291-й пехотных дивизий немцев и два полка 254-й пехотной
дивизии. Район Войбокалы и станция Войбокала очищена нашими войсками...
Взяты трофеи.
Об этом – вчера – сообщение Совинформбюро...
Узнаю в ТАСС и в «Правде» подробности:
наступление наших войск началось с первых дней декабря. Освобождены
Шум, совхоз «Красный Октябрь», Опсала, Овдокала и еще много деревень.
Другие дивизии армии ведут бои за Оломну и Гороховец. Шесть дней
назад войска соседней армии, после серьезных уличных боев, взяли
Большую Вишеру.
Образован Волховский фронт, под
командованием генерала армии Мерецкова, и немцы отступают по всей
линии фронта.
Итак, полный провал попытки Гитлера
охватить Ленинград вторым и третьим кольцами блокады. Немцы отогнаны
от Волховстроя, от города Волхова, и Северная железная дорога
Тихвин – Волхов – Войбокала снова в наших руках. Она остается
прерванной Мгою и прилегающим к ней участком шириною в 15-20 километров...
Здесь пока все по-прежнему, идут на Неве жестокие бои. Но за Мгою,
в Приладожье и на всей Волховской стороне, удар Мерецковым и Федюнинским
нанесен столь решительный, что немцы, отступая, тщатся только
зацепиться за какой-нибудь рубеж, который уберег бы их действующую
здесь группировку от полного окружения, грозящего им, если успешным
будет и наше наступление южнее Чудова и в направлении от Новгорода.
Успех наших войск – прекрасный!..»
|
|
Рубашкин,
А. И. Два голоса [Текст] / А. И. Рубашкин // Голос Ленинграда
: ленинградское радио в дни блокады / А. И. Рубашкин. – Л. : Искусство,
1975. – С. 103-120.
Рубашкин Александр – литературный критик,
литературовед, публицист.
Берггольц Ольга – русская советская поэтесса, прозаик и драматург,
журналист, член Союза писателей СССР. В годы Великой Отечественной
войны Ольга Берггольц оставалась в осаждённом Ленинграде. С августа
1941 года работала на радио, почти ежедневно обращалась к мужеству
жителей города. |
|
Из
содержания : «Одна из фотографий блокадной
поры запечатлела нескольких человек
– военных и штатских – возле уличного громкоговорителя. Исхудавшие
люди слушают внимательно, напряженно. Какую весть узнали они в
эти минуты?..
«Нигде радио не значило так много,
как в нашем городе в дни войны». Эти слова Ольги Берггольц подтверждены
многими свидетельствами очевидцев…
…Об Ольге Берггольц, о ее творчестве
военных лет уже написано много. Вот как оценил место О. Берггольц
в жизни блокадного города один из критиков: «И разве не достойно
удивления хотя бы уже одно то, что голос Великого солдата, каким
был в ту пору Ленинград, принадлежал женщине, совсем молодой тогда
поэтессе, столь мужественно взявшей на себя такую нелегкую, такую,
казалось бы, сугубо «мужскую» роль воина-певца». Сама О. Берггольц
писала: «Работа в Ленинградском радиокомитете во время блокады
дала мне безмерно много и оставила неизгладимый след в моей жизни».
Что же это была за работа, как оценивали ее люди, видевшие и слышавшие
тогда Берггольц? Вера Кетлинская вспоминает: «В осажденном Ленинграде,
под свист снарядов и грохот бомб, голос Ольги Берггольц прозвучал
с проникновенной силой – слово шло от сердца к сердцу. Ольга Берггольц
говорила жестокую правду о нечеловеческих страданиях ленинградцев,
но говорила ее для того, чтобы закалить сердца воинской решимостью,
чтобы выстоять на последнем рубеже и все преодолеть ради победы.
Она жила вместе с людьми и для людей – сограждан и соратников...»
…Тысячи и тысячи людей, оторванные от
мира в своих холодных темных квартирах, без телефона, без газет,
почти без писем ждали этого радиоразговора как единственной, последней
поддержки. Сколь ни тяжело было в заводских цехах или на передовой
– ничто не могло сравниться с оторванностью от людей, от мира
ослабевшего, замерзающего человека. Сквозь «этот черный говорящий
круг» Берггольц входила в дома ленинградцев, говоря каждому из
них в отдельности: «Сколько силы нам, соседка, надо, сколько ненависти
и любви... Столько, что минутами в смятенье ты сама себя не узнаешь:
– Вынесу ли? Хватит ли терпенья? – Вынесешь. Дотерпишь. Доживешь».
…И ленинградец, знавший все блокадные
тяготы, понимал – то, что говорит сейчас Берггольц, она сама пережила
и переживает. Ее размышления о будущем суде над военными преступниками,
еще обстреливающими город, воспринимались как уверенность в близком
освобождении.
…Слушая речь Берггольц, ленинградец
все время ощущал, что она не только говорит об артобстреле – сама
находится в зоне огня. Бытовые подробности в ее выступлениях еще
более сближали говорившего и слушавших… «...Вот и сейчас – не
успела я написать два первых абзаца, как слышу характерный свист
снаряда (это тяжелый, фугасный), и взрыв, и долгий гул (да, это
тяжелый калибр...) Сейчас ночь, ноль часов восемнадцать минут».
Сегодня это воспринимается как документ, свидетельство очевидца.
Тогда это было еще и свидетельство несломленного человеческого
духа. Пример и призыв.» |
|
|
Берггольц,
О. Ф. «Я говорю с тобой под свист снарядов…» [Текст] / О. Ф. Берггольц
// Испытиние : стихотворения, поэмы / О. Ф. Берггольц. – М. :
Комсомольская правда, 2013. – С. 157-158. – (Великие поэты). |
|
…Я
говорю с тобой под свист снарядов,
угрюмым заревом озарена.
Я говорю с тобой из Ленинграда,
страна моя, печальная страна…
Кронштадский злой, неукротимый
ветер
в мое лицо закинутое бьет.
В бомбоубежищах уснули дети,
ночная стража встала у ворот.
Над
Ленинградом – смертная угроза…
Бессонны ночи, тяжек день любой.
Но мы забыли, что такое слезы,
что называлось страхом и мольбой.
Я говорю: нас, граждан Ленинграда,
Не поколеблет грохот канонад,
|
и
если завтра будут баррикады –
мы не покинем наших баррикад.
И женщины с бойцами встанут рядом,
и дети нам патроны поднесут,
и надо всеми нами зацветут
старинные знамена Петрограда.
Руками сжав обугленное
сердце,
такое обещание даю
я, горожанка, мать красноармейца,
погибшего под Стрельнею в бою.
Мы
будем драться с беззаветной силой,
мы одолеем бешеных зверей,
мы победим, клянусь тебе, Россия,
от имени российских матерей! |
|
|
|
|
|
|
Саянов,
В. М. Ленинградский дневник [Текст] / В. М. Саянов. – Л. : Лениздат,
1958. – 328 с. : ил.
Из аннотации : «С первого дня Отечественной
войны я находился на Ленинградском фронте. Мне суждено было стать
участником обороны города Ленина на протяжении девятисот дней,
навсегда вошедших в историю. В ту пору я изо дня в день вел дневник…» |
|
Из
содержания: «1944 г. Утро первого боя.
Медленно всходило солнце над снежными
полями. Над широким простором плыла предрассветная мгла. Наступало
утро первого боя. На узкой полоске земли между нашим передним
краем и передним краем врага было тихо.
Разрытое снарядами и минами, черное
от пороховой гари снежное поле, делившее наши и немецкие окопы,
было хорошо знакомо бойцам.
Вот он, район Пулкова, направление
главного удара наших войск.
Когда яростный гул канонады поплыл
над бескрайним простором, передовые отделения гвардейцев ринулись
через снежное поле к траншеям врага.
Стремительно нарастала атака. Прошло
только несколько минут, а имена отличившихся уже стали известны
во взводах и ротах. Героев славила тысячеустая солдатская молва,
уже шли в штаб донесения об их первых подвигах. Все время был
впереди капитан Голиков. Его подразделение уверенно вгрызалось
в глубь вражеской обороны.
Сержант Дарджаев, которого товарищи
называли «старичком», с четырьмя автоматчиками взбирается на танк.
Быстро мчится тяжелая машина по снегу. Дзоты ведут огонь по наступающим.
Дарджаев показывает танкистам цели. Один дзот уничтожен... Второй...
Третий... Четвертый...
А о гвардии рядовом Арачакове уже
говорит весь полк. Его видят на самых трудных боевых участках.
Со своим станковым пулеметом он все время идет впереди. Вот залег,
открыл огонь, проложил на несколько десятков метров дорогу пехоте...
Вражеский станковый пулемет пытается отстреливаться, – Арачаков
подавил и его. Разрывом мины поврежден пулемет. Арачаков тотчас
берет автомат, выроненный тяжело раненным бойцом, и врывается
в траншею. Взятый в бою ручной пулемет Арачаков повертывает в
другую сторону, расстреливая фашистов. Ярость боя живет в его
груди, зовет на подвиг.
– Братцы, вперед! – кричит Арачаков,
и бегут вслед за ним пехотинцы.
Всё вперед идут гвардейцы. Четыре ряда траншей уже пройдены...
Прорвана линия вражеской обороны... Фашистского переднего края
больше нет! В глубине немецкой обороны уже начинают хозяйничать
наши пехотинцы и танкисты.
Заря сменяет зарю, и утро нового
дня снова начинается нашим наступлением.
Солдаты вышли к березовой рощице на высотке. Тонкие русские березки
звенели на январском ветру. Здесь, на высотке, было логово врага
– штаб артиллерийского полка, дальнобойные орудия которого вели
огонь по Ленинграду. Фашистские артиллеристы пытались взорвать
орудия. Но было уже поздно. Танки зашли с тыла. Немцы бросились
к мотоциклам. Танкисты и автоматчики открыли огонь и преградили
отход гитлеровцам. Рядовой Чистяков и его товарищи-автоматчики
уничтожили удиравших, захватили мотоциклы.
Но главными трофеями были тяжелые
орудия. Дула их направлены на Ленинград. Отсюда фашистские звери
вели огонь по городским окраинам, по центру, по школам, по больницам.
Сколько русских людей было убито и искалечено прислугой этих батарей!..
Теперь застывали на ветру трупы убийц.
Сотни снарядов валяются на снегу,
лежат в ящиках, уложены в укрытиях.
Бойцы на мгновение задерживаются, внимательно осматривают вражеские
пушки. Больше уже никогда не будут эти орудия вести огонь по Невскому
и Садовой, Измайловскому и Большому.
Бойцы, шедшие в бой с противотанковыми
ружьями, бросаются к пушкам. Дерзкий план созрел одновременно
у нескольких воинов. Лейтенанты Байрамов, Саенко, Пособляев, сержант
Миниахметов, рядовые Смирнов, Богаудинов, ленинградец Кузьмин
поворачивают дула орудий в другую сторону. Не меньше двухсот снарядов
выпустили они по тылам и коммуникациям врага.
И снова вперед уходят воины Ленинграда.
И весь этот день полон незабываемыми эпизодами стремительных схваток,
мгновенных ударов, яростных стычек, когда все пускается в ход,
чтобы сразить врага: и противотанковое ружье, и родная трехлинейная
винтовка, и даже диск от ручного пулемета, неожиданно выручающий
в рукопашной схватке.
И вновь рассказы о героях облетают
наши полки. Рассказывают о бойце, которому перед самым боем принесли
письмо из родных мест, извещавшее о том, что мать его повешена
фашистами. Этого солдата многие видели в самых опасных местах:
при штурме траншей, во время перебежки по снежному полю, в атаке,
в яростной перестрелке с врагом. Он был всюду; о нем, как о былинном
богатыре, летела молва из батальона в батальон. Он был убит к
исходу дня, в штыковом бою с контратакующим врагом.
Прорвана вражеская оборона, разбито
железное кольцо, сжимавшее наш великий город! Скоро отдохнет израненная,
исстрадавшаяся ленинградская земля. Бой уходит из этих мест. Район
Пулкова становится тылом…» |
|
|
|
|
|
|
|